Школа на Кирочной. Потомку о моей жизни - Михаил Качан

Всю жизнь он вел дневник, даже в лагерном бараке, мечтая когда-нибудь написать книгу о времени и об испытаниях, выпавших на долю его поколения. В его наследии дневники представляют особую ценность, – это многолетняя подробная хроника культурной жизни советского периода.

Перу Гладкова принадлежит сценарий фильма «Зелёная карета», незаконченная книга о его театральном наставнике Мейерхольде, воспоминания о Пастернаке…

Идеологическая «серия» Постановлений ЦК ВКП (б) 1946 года завершилась 4 сентября Постановлением «О кинофильме „Большая жизнь“». Дело было вовсе не в этом фильме, тогда так и не вышедшем на экраны (режиссер Л. Д. Луков, сценарист П. Ф. Нилин). Речь в Постановлении, главным образом, шла о художнике мирового уровня – Сергее Эйзенштейне. Он был творцом революционного фильма «Броненосец Потемкин», создал патриотический фильм «Александр Невский» (Сталинская премия), державную первую серию фильма «Иван Грозный» (еще одна Сталинская премия). Теперь его беспощадно критиковали за вторую серию «Ивана Грозного».

В Постановлении утверждалось, что Сергей Эйзенштейн «…обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников в виде шайки дегенератов, наподобие американского ку-клукс-клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером, слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета».

На самом деле, в фильме ясно видна мысль о неотвратимости расплаты за победу в борьбе за власть. Единовластие Ивана Грозного было достигнуто путем обмана, коварства и жестокостей обрекло его на одиночество.

Вероятно, Сталину, смотревшему предварительно все фильмы перед их выходом на экран, почудился прямой намек на него самого.

Фраза «Един, но один!» явно намекала на параллель с современностью.

Фильм был запрещен, и его показали зрителю только в 1958 г.

Сталин, Молотов и Жданов встречались в феврале 1947 с Эйзенштейном и артистом Н. К. Черкасовым, исполнявшим роль Ивана Грозного. Эйзенштейну предоставили возможность переработать картину, но он не успел этого сделать – умер от очередного инфаркта. А работа над 3-ей серией была остановлена.

Сегодня «Броненосец Потемкин» Эйзенштейна признан «лучшим фильмом всех времен и народов».

Они ждали физической расправы

Я думаю, «герои» постановлений ЦК, ошельмованные деятели культуры, особенно упомянутые главные фигуры, независимо от рода творческих занятий, могли ожидать и физической расправы.

Об этой практике Сталин не забывал никогда (вспомним хотя бы великого актера, режиссера и общественного деятеля международного уровня Соломона Михоэлса).

В 1946 году, вроде бы, не расстреливали, но в лагеря вскоре потекут «повторники», т.е. вновь арестованные после отсидки срока, а также «космополиты», не только члены ЕАК (Еврейского антифашистского комитета), но и многие другие деятели еврейской идишской культуры, проходившие по этому делу.

Применялись и другие методы: собрания с покаяниями, снятие с работы, отлучение от исполнения произведений (музыки), печатания книг и статей в журналах. Людей вычёркивали из всех списков, включая списки на продовольственные карточки, тогда они еще были.

На примере тех, кто был упомянут в Постановлениях, шла мощная «промывка мозгов». Идеологи развернувшейся кампании были весьма внимательны к малейшему несогласию с духом и буквой вышедших установок ЦК.

Приведу пример партийного собрания на ленинградском заводе «Электросила», которое состоялось по горячим следам постановлений «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» 7 сентября 1946 года. На этом собрании, отчет о котором приведён в газете «Ленинградская Правда», «открыто» пишется о некоем сбое, нарушении канонизированного партией «единодушия».

Старший техник 45-го заводского отдела Микелов, выступая, осуждает то, что следует на собрании осуждать, но с какими-то «правдоподобными», «живыми» оговорками:

Он говорит:

«В свое время нам была близка поэтесса Ольга Берггольц. Связь с рабочими коллективами питала её творчество. В ее стихах мы видели живые и яркие образы. Но уже одно то, что она выступила с поддержкой позиции Ахматовой, показывает, как Берггольц оторвалась от советской действительности».

Каждому ясно, что прозорливый техник Микелов не мог сам собрать сведения об Ольге Берггольц. Кто-то ему их любезно предоставил и вложил в его уста соответствующие слова.

Но тут есть еще одно обстоятельство. Отношения Берггольц и Ахматовой не изменились, остались прежними. Берггольц поддерживает Ахматову.

А вот это уже нетерпимо. Сначала Ольгу Берггольц предупреждает техник Микелов, а через месяц 11 октября «Ленинградская правда» пишет о выступлении Ольги Берггольц на отчетно-выборном собрании в Ленинградском отделении Союза писателей:

«Ни в какой мере не удовлетворило собрание выступление Ольги Берггольц. Внезапно потеряв столь обычную для её прежних речей взволнованность и искренность, она отделалась сухой констатацией ошибочности своих статей об Ахматовой».

Между тем, хочу пояснить, что с Ольгой Берггольц один раз уже пытались расправиться. В декабре 1938 года она была арестована по обвинению «в связи с врагами народа» и как участник контрреволюционного заговора против Сталина и Жданова. При допросах после побоев разрешилась мертворождённым ребёнком. В июле 1939 года была освобождена и полностью реабилитирована. Вскоре после освобождения Ольга Берггольц вспоминала»

«Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в неё, гадили, потом сунули обратно и говорят: живи!»

В опалу попадают литераторы самой разной степени ангажированности и занимаемого места в номенклатурной табели о рангах: Ольга Берггольц, Юрий Герман, Геннадий Гор, Мария Комиссарова, Владимир Орлов, Дмитрий Остров,…

А вслед за литераторами попадает и редакторам книг Зощенко и Ахматовой – Сергею Спасскому и даже Алексею Суркову. Попался под руку и Анатолий Тарасенков, неосторожно похваливший «оторванную от жизни» поэзию Бориса Пастернака…

Известный ленинградский писатель М. Л. Слонимский, попавший в ленинградскую опалу как старый друг Зощенко, потерял в северной столице всякую возможность заработать хоть немного денег, вынужден был уехать в Москву, где оказался не столь заметен, и получил хоть какую-то работу.

5-б класс

5-й класс – это уже не начальная, а средняя школа. Так считалось.

В пятом классе остались только два прежних учителя – Варвара Михайловна Королева, которая вела ботанику, и по арифметике – Людмила Николаевна Богомолова. Остальные учителя были новые.

«Русский язык» и «Литературу» стала преподавать Инна Викторовна Карпова.

Она была совсем молоденькая, всегда очень волновалась, но вела занятия по русскому языку очень толково и доходчиво, и я все правила знал назубок, а часы, отведённые на литературу, проходили интересно и увлекательно. Я полюбил музыку стихов Пушкина и Лермонтова, учил наизусть их стихотворения и поэмы. Мне нравилось это.

Впоследствии я выучил поэмы «Евгений Онегин», «Медный всадник», «Демон» и другие. Знал наизусть «Бородино» и массу других стихов.

География была мне очень интересна, она рассказывала обо всём, что важно знать каждому человеку, – приливах и отливах, реках и водопадах, погоде и климате, ледниках и пустынях, населении земли и движении Земли вокруг Солнца. Её преподавала Валентина Аркадьевна Шилова.

По истории мы начали изучать историю Древнего мира. Она мне нравилась, и я до сих пор набрасываюсь на новые исторические материалы, с удовольствием читаю историю человечества, о которой мы и сегодня знаем очень мало. Историю преподавал Виктор Фёдорович Пугин.

К сожалению, среди предметов, по-прежнему, было рисование, отравлявшее мне жизнь, потому что я никогда не мог ничего путного нарисовать, хоть и старался. Но учительница рисования, которую звали Ирина Михайловна (так же, как теперь мою дочь), относилась ко мне снисходительно и ставила мне четверки, а иногда и пятерки.

Преподавателей физкультуры я не помню, – они часто менялись и ничем не запомнились. В школе был хороший физкультурный зал, и мы то прыгали через коня, то подтягивались на перекладине или делали упражнения на кольцах, а когда было тепло, прыгали и бегали на пустыре между школами. Никакими достижениями я не блистал, поэтому, наверное, был преподавателям физкультуры неинтересен.

Некоторые ребята покинули школу. Котик пошел учиться в ФЗУ (фабрично-заводское училище) – получать рабочую профессию.

Один из четвертых классов расформировали, и в наш класс пришли новые ребята, среди них Володя Меркин и Арик Якубов, мои будущие друзья и в школе, и в институте. Но о них речь впереди.